Но это традиционное отечественное достоинство как никогда грозит перейти в отечественную слабость, ибо никогда еще, похоже, не было такой путаницы в наших головах, как сейчас. «Любой мозг известной высоты служил перекрестком для всех видов мнений; что ни мыслитель, то всемирная выставка идей!» — писал Поль Валери о Европе начала века. О большинстве из нас, сегодняшних, можно сказать злее: что ни мыслитель, то всемирная выставка невежества, а точнее, «полувежества», то есть полузнания. И эту гремучую смесь из старых забытых понятий, недавних, еще не забытых мифов и новых, плохо усвоенных идей — весь этот интеллектуальный суржик мы торопливо и напористо обрушиваем друг на друга. Причем характерно как раз не столько настаивание на своей позитивной творческой программе, сколько нервное, воспаленно-самолюбивое отрицание чужого опыта или чужой позиции. И вторая особенность: безумная наша прозорливость по части ближнего, готовность искать внеэстети-ческую, узкокорыстную или официозноидеологическую подоплеку там, где речь идет о чьих-то личных вкусах и взглядах, возможно, ошибочных. Вот эта-то охранительно-подозрительно-рабская привычка в сочетании с низкой культурой мышления и досталась нам в наследие, то есть «догмы сталинизма и застоя», увы, застряли прежде всего в наших собственных головах, воспроизводятся в наших условных рефлексах. Сужу хотя бы по опыту работы с молодыми дарованиями в сценарной-редакционной коллегии «Дебюта».
Что ж, через этот этап умственного беспорядка, усилившегося «родимого хаоса» нам предстоит терпеливо пройти как на уровне обыденного сознания, так и на уровне художественного. Что касается первого, то свой взгляд на его состояние предложил молодой автор Сергей, Шевченко в интересном по замыслу сценарии «Суржик». А другой молодой автор, поэт и режиссер Станислав Чернилевский, — единственный, кто рискнул обратиться к широкой аудитории с программным «внутренним словом», где изложил свою концепцию сегодняшнего состояния культуры: «Искусственно расчлененный организм настоящей культуры нуждается сегодня как в «мертвой», так и в «живой» воде. Время, которое мы сейчас переживаем, можно условно назвать временем «мертвой» воды, то есть временем обретения целостности феномена культуры в нашем сознании. Целостности, раньше утраченной и разрушенной и пока еще не возобновившей способности к новой жизни».
Происходящие преобразования знаменательны для меня в той мере, в какой они расширяют свободу действий художнику — творцу духовных ценностей. Но те же самые преобразования обнаруживают коварную двойственность этой свободы, носящей пока внешний, скорее экспериментальный характер. Чиновники сейчас стали ласковы и либеральны; в глазах же художников не угасают искры ожесточения и нетерпимости. Раньше то был трагический удел стоиков и оппозиционеров, теперь в творческой среде разыгрываются повседневные драмы, в которых мессианство и прагматизм удачно дополняют друг друга. Похоже, кинематограф балансирует между служением богам искусства и соблазнами конвертируемого рубля.
No responses yet