Все это прекрасно. И, на мой взгляд, бесспорно. Сердце не может не откликнуться на трезвый голос, одергивающий новых мифотворцев, которые ищут врагов нации там, где раньше искали врагов класса или врагов народа. «…разрушали церкви люди того же духовного типа, что и те, кто теперь ревностно ищет виновного в разрушениях,— люди, легко дающие увлечь себя мифу, духовно поработить…» Нет, не Каганович рушил церкви, говорит Латынина, а вера в социальную утопию, та самая вера, что рушила и синагоги, и мечети, и памятники светской культуры. Точно так, как в свое время христиане рушили античные храмы и статуи, не считаясь с тем, что это великие культурные ценности. Дело все в смене веры, в новом божестве, которому не ужиться со старым. Храму Христа Спасителя нельзя было ужиться со зданием, стоявшим напротив,— то есть с Домом на набережной. И даже если Каганович и предавался идее разрушения с особым сладострастием, дело не в нем, а именно в новой вере, которая началась вовсе не с Кагановича и не со Сталина.
И это верно. Все верно. А дальше следует логический вывод о том, что «надо расстаться с кастовостью наших группировок, рождающей привычку лупить по именам, а не спорить с идеями». Кажется, не придерешься? Железная логика. А мне хочется именно на этой фразе остановиться и прервать здесь логическую цепь.
Ну, конечно, идея виновата. Об этом сейчас много пишут все, кто хочет выглядеть лояльными в спорах,— и не только Латынина, а Латынина не только в «Новом мире» (в этом же духе и другие ее статьи: в «Московских новостях», в «Литературной газете»). Но неужели только идея? Ведь идея не входит в жизнь без интерпретации, без людей, ее интерпретирующих. Можно ли сделать ответственной за все саму по себе идею, которую так же легко отделить от человека, как масло от воды? Тогда, пожалуй, не так далеко до полного детерминизма в истории. И оттого, что Каганович исходил из идеи пролетарского интернационализма, а не жидомасонства, еще вовсе не следует, что, покончив с идеей пролетарского интернационализма, мы все объясним и, тем более, переменим.
Четкая разделенность человека и идеи помогает отряхнуться от ложной идеи и выйти сухими из вод истории. Стоит только понять, какая идея верна, а какая нет, и вот мы уже обладатели истины, знаем, как надо, и способны учить других. Ну, разумеется, совсем не тому, чему учили нас. Может быть, прямо противоположному, ибо теперь мы знаем. Неужели все дело в знании?.. Но ведь и они «знали». Из того, что мы видим теперь, что они ошибались и жестоко ошибались, еще не следует, что мы сами научились жить и мыслить безошибочно.
И неужели все они одним миром, одной идеей мазаны и их человеческие лица слились в одну массу? Только потому, что имели общую веру? А не является ли такой взгляд на вещи тоже чересчур радикальным? Не слишком ли быстро мы нашли корень зла? И не напоминает ли это нам что-то другое, что мы уже проходили? Идея самодержавия в корне плоха. Поэтому неважно, каким человеком был царь. Искать в царе человеческие черты — это следствие неуглубленного взгляда на историю. Важно только то, что он — царь. Реформы бесполезны. Надо свергать самодержавие!
No responses yet