Однако скрытая часть айсберга всегда больше и опасней видимой. И тут уж не до смеха. Я имею в виду состояние современного художественного мышления, явленное сложившейся уже минус-поэтикой. Здесь — беда. Не дается этому мышлению духовная реальность. Заворожено оно свалкой и помойкой. Да художники нынешнего призыва, похоже, и не стремятся к вечным ценностям. Философ и социолог Юрий Давыдов, выступая на страницах «ИК», назвал подобное состояние «богооставленностыо». Происхождение этого феномена тоже очевидно — такую цену платим мы за десятки лет идолопоклонства, за попрание нравственных абсолютов, за апологию классовой морали.
Бездна обнаружилась во всей глубине вслед за тем, как приоритет вечных ценностей над всеми прочими был провозглашен официально. При свете дня стало ясно: наше общество не знает понятия нравственного абсолюта. Коллективное подсознание не обладает установкой на вечные ценности.
Кто виноват, что общество оказалось над бездной,— с этим вопросом мы уже несколько лет разбираемся, и наш энтузиазм не ослабевает. Но с вопросом «что делать?» много хуже, если не сказать — совсем плохо. Не созрело ли время для прихода мессии, который укажет нам духовный путь? Другого выхода, кроме как мистический, из нашей ситуации я не вижу. Не в том смысле, что, мол, «смиряй себя молитвой и постом». Сегодняшние секптики и маловеры осмеют и подобный совет, и самого Спасителя, явись он нам. Осмеял же первый советский парламент академика Андрея Сахарова, совесть нашу,— на виду у всего мира, сидевшего у телевизоров. И что же? Мир не перевернулся. Живем дальше. А кто станет слушать мудреные речи Спасителя? Если он намерен войти в контакт с нашей цивилизацией, пусть для начала овладеет новоречью, языком современной улицы, где норма — не литературный язык, а лагерный жаргон.
На новоречь ориентирована и современная проза, и, конечно же, современный кинематограф — не только тексты диалогов, но и пластический язык. Вся образная структура, ощущение пространства носят следы деструкции, дисгармонии, выключенности из духовного потока. Достаточно сравнить пространство фильмов Тарковского и той же «Маленькой Веры», ставшей чем-то вроде катехизиса современной кинопоэтики.
Ладно, и это можно понять и объяснить, если относиться к кинематографу, к искусству вообще как к способу экранирования общественных настроений; если видеть в художнике не автора-демиурга, а всего лишь канал, коммуникацию, посредством которой общественные импульсы обретают внешнее выражение. Страшновато другое — многие режиссеры кино и не претендуют на то, чтобы выразить собственную творческую волю, сказать свое слово о мире. Это не кризис — это катастрофа. Выйти из нее можно только через самоанализ, исповедь, самокритику. И, конечно же, через критику.
Нет Ответов