Тот же хмель и та же трын трава
Если бы все зло было в одних идеях! Людей ввели в заблуждение. Людей можно вывести из него… Солженицын считал в свое время, что если бы все прочли «Архипелаг ГУЛАГ», ГУЛАГу пришел бы конец. Блажен, кто верует… Просветительская идея наизнанку.
Волошин понимал, что идеи, которые носились в воздухе, нашли себе точное время и место: Россию 1917 года… Здесь их ждали, жаждали. Здесь перед ними открыли умы и сердца. Он не снимает исторической вины с России за весь разгул террора, хотя не склонен и абсолютизировать эту вину. Он смотрит глубже. «Путями Каина» назвал он цикл стихов. Вся человеческая история пошла путями Каина, путями братоубийства, для которого находятся все новые и новые оправдания, называемые идеями. Человек придумывает себе оправдывающие его идеи, потому что они нужны ему. Человек — духовно несовершенное существо; вот в чем причина всех бедствий! И если тех, кто не снимает вины с России, называют русофобами, то к русофобам надо причислить и Волошина. Но не только к русофобам, а (идя по ходу слова) к антропофобам — к человеконенавистникам. Вероятно, так же, как библейских пророков, обвинявших весь род человеческий, но прежде всего свой собственный народ в грехах перед Богом.
И Гроссман видит начало зла не в Сталине. Но и не в определенной идее. Он первый сопоставляет идеи-антиподы, заставляет их взглянуть в лицо друг другу, и лицо оказывается зеркалом для другой — прямо противоположной идеи. Гроссман срывает маски в страшном маскараде двадцатого века, обнаруживая под разными идеями одну и ту же адскую образину.
Допустим на минуту, что все социалисты на одно лицо. Гитлер ведь тоже называл себя национал-социалистом. Ну, а Хомейни? Ведь тут ни социализма, ни национализма. Один ислам. Религиозный фундаментализм. Неужто и за Хомейни в ответе идеи Маркса, Энгельса и Ленина?
Был такой русский интеллигент, который чувствовал себя возможным виновником всего и мучился этим бесконечно. Тот, кто потерял веру в божественное происхождение человека; тот? кто считал, что в его собственных человеческих идеях больше смысла, чем в божественном промысле; тот, кто пытался возвысить Идею над непостижимой жизнью.
Пытался. И не мог. Проводил эксперимент и, кажется, сошел с ума. Это он создал легенду, героя которой целует отвергаемый им Христос, целует за его страдание. Я говорю, разумеется, об Иване Карамазове. О том самом, кому прозорливец-брат крикнет в ответ на невысказанные сомнения:
Нет Ответов