И кто знает, так ли легко было решиться на медленный путь, когда мировое зло нарастало с быстротой снежного кома и требовало немедленного ответа…
Не так давно вышел на телеэкран трехсерийный фильм «Монолог Камо» (сценарист и режиссер А. Зурабов). Фильм, по-моему, замечательный и требующий отдельного разговора. Но здесь скажу лишь несколько слов о его главном герое. Фильм оставляет впечатление света сквозь боль. Чем больше боли, тем больше света, и чем светлее, тем больнее. Герой гибнет, героика завела его в тупик, но Камо — человек великой любви. Не какой-то одной страсти… Тут что-то большее. Сердце, которое сплошь захвачено любовью. Ни одного уголка — пустого, незаполненного. Такая полнота — чудо. Камо родился с этим чудом в груди. Оно просто его качество, как размер и глубина глаз, овал лица… Первой его святыней была мать. Но рядом был отец, который надругался над святыней. Стерпеть это — означало быть предателем. И вот мальчик с огромными глазами, полными не ненависти, а любви, с огромными остановившимися глазами, берет топор и идет на отца, бьющего мать. Отец почувствовал грозную силу этой детской любви и отпрянул.
Вся дальнейшая жизнь Камо — это служение своей любви, переполняющей сердце, тяжелой и ответственной. Именно ответственность перед любовью заставила его вести жизнь святого подвижника революции.
Я не знаю, таков был Камо на самом деле или совершенно не таков. Но я твердо знаю, что такой герой мог быть среди революционеров. И этого одного достаточно, чтобы понять, что мазать их всех одним миром,— невозможно. Человек к идее не сводится. Тут все гораздо сложнее.
И пока идее революции могли служить такие людиу эта идея была живой и обладала огромной нравственной силой. Люди вкладывали силу в идею не меньше, чем идея в них.
Пришло время, и все переменилось. Идея становилась все более абстрактной, холодной, все менее совместимой с нравственным пафосом, ее породившим. Освобождаясь от своих верных рыцарей, идея стала терять силу и вырождаться.
И вот тут перед рыцарями идеи ставится вопрос: или — или. Или они совершенно отождествляются с жесткой идеей, тогда они вырождаются вместе с ней, становясь из свободных людей рабами идеи. Или отрываются от идеи, оставаясь верными своей любви (и тогда, может быть, смогут видоизменить и идею?).
Камо кризиса идеи не выдержал. Он мог выдержать все, только не разочарование в своей вере, в возможности преображения мира по задумке добрых и мужественных, но еще очень не зорких, не умеющих предвидеть реальность зодчих.
Есть другой герой, который выдержал кризис своей идеи, который пережил кризис всех идей и вдруг открыл нечто большее, чем идея — любая идея; открыл то, что отнять у него нельзя. Я говорю о гроссмановском Иконникове, который вдруг увидел, что одна идея Добра борется с другой идеей Добра, и величайшее зло, которое совершается в мире, совершается во имя Добра.
Нет Ответов