Чисто теоретически эта нередко высказываемая мысль не лишена, наверное, оснований. Только при этом не мешало бы учитывать немаловажный факт существования индивидуального сознания человека, пусть человека зоны. А также пусть минимальные, но всегда принципиальные возможности его выбора. Притом по обе стороны колючей проволоки. Кроме того, не стоит пренебрегать опасностью психологического, а соответственно и ценностного перевертыша, когда всеобщая ответственность, читай сам культ этой неразрешимой дилеммы — «беда» или «вина»,— скрывает лишь еще одну безнадежную попытку во что бы то ни стало сохранить душевное равновесие. Ну, а как все-таки быть с теми миллионами, что расстреляны лучшими или худшими Кузнецовыми?
Так что сама по себе нравственная проблематика, да еще с теми акцентами, которые расставлены в фильме «Наш бронепоезд», не является сегодня залогом художественной состоятельности произведения. Хотя, если «Наш бронепоезд» «не просто… кино», а, скажем, «Дети Арбата» — не просто роман, возникает правомерный вопрос: а кино ли, роман ли? Неужели «память жанра», как видимо, и память вида искусства (В. Шитова в «Новых фильмах» вообще назвала эту картину «радиопьесой») — ныне не слишком актуальна? Полемика вокруг «Детей Арбата» лишь в очередной раз бросила тень на «консервативную» часть отечественной литературной критики и перевела разговор в разряд привычного идеологического противостояния. По-прежнему клан рвет клан, «свои» обвиняют «своих» же, позволивших себе сказать нечто кисло-сладкое про «чужих». Опять — ты «за» или «против» — исполнено неистового драматизма. Короче, «С кем вы, мастера культуры?» Все остальное — от лукавого.
Наверное, это объяснимо… Ведь прежде необходимо поле вспахать, а уж потом на нем расцветет что-нибудь «немаловысокохудожественное». Можно, конечно, сразу размежеваться: дескать, настоящее искусство развивается у нас в одном месте и времени, а официальное, государственное (неважно, леворадикальное или консервативное) — в другом. Тогда исчезают как риторические, так и здравые, хотя неловкие, вопросы. Но мы без вопросов не можем…
У кого поднимется рука на разоблачителей сталинских соколов? И так ли уж значимы структура, развитие, образная ткань фильма, если он преследует столь высокие цели? «Наш бронепоезд» с его дидактичной интонацией выполняет, конечно, свою нравственно-идеологическую функцию, доводя ее едва ли не до наглядной агитации. Если начальник лагеря сталинист, то в фильме он из загашника достает портрет отца народов. Если герой находится на пути к смерти, то он нас предупреждает об этом, бросив свою кепку в Москва-реку. Если в финале мы должны ощутить катарсис, то непременно под «Всенощную» Рахманинова. Если (уже упоминавшийся пример) герою уготовано возрождение, то он появится после смерти на экране… Ну, а если придется в школе «сдавать» образ вмиг, всего за девять дней прозревшего радетеля сталинского режима, то им будет, вероятней всего, Кузнецов.
No responses yet