Пляшущее на облупленной стене сарая изображение «вождя народов», его глуховатый голос: «Наше дело правое!» (Ника нашел спрятанную, очевидно, в ожидании «лучших времен» кинопленку), резкий звук разбиваемой в ярости посуды, неистовый нечеловеческий вопль героя. Это истерика доведенного до отчаяния человека. Но вместе с тем это и родовые муки явления новой человеческой сути. Так, обозначив исходящую точку нашей общей человеческой беды, авторы приближаются к итогу фильма.
Нет, Ника не растворяется в двусмысленной «идиллии» загородной прогулки, как его тезка из «Листопада», не гибнет под колесами машины по воле слепого случая, как «певчий дрозд», не уходит за горизонт безнадежности, как Алекси. Он сознательно идет на дерзкий, недозволенный поступок, на эпатаж.
Утром в мрачном коридоре интерната ошеломленные воспитатели становятся свидетелями страшного зрелища: с низкого дощатого потолка свисает тело «повешенного». Но второе распятие не свершится. Его парафраз на этот раз выливается в ситуацию саркастического гротеска. Вдруг «воскреснув», Ника дерзко и грубо бросает в лицо собравшимся: «Нет, мы не умрем! Не надейтесь! Хватит вам отсиживаться в норах! Хватит фарисейства и лжи!» Однако авторы фильма далеки от прямолинейных сентенций, от демагогических идей вроде идеи размежевания поколений или раздела наций на правых и виноватых. Нравственный вывод фильма закодирован в другой неожиданно возникающей ситуации — в эпизоде, который заключает фильм.
Распахиваются настежь окна темного коридора, «разоблачая» атрибуты интерьера съемочной площадки, и раздается команда: «Мотор, стоп! Кончили!» Участники только что разыгранной перед нами драмы, иными словами, съемочная группа, разминаясь и переговариваясь, снимают с себя напряжение и усталость от многочасовой работы перед камерой. Так, в брехтовском хороводе сходятся авторы фильма и экранные персонажи, герои вымышленные и реальные лица, разные поколения наследников исторической вины. Сходятся в необходимости страдать общей болью, преодолевать общую беду, потому что нет иного средства излечения от анемии, нет иного пути, как путь к человечности.
«Анемичные» молодые герои грузинского кино знают лишь то, от чего они программно отказываются, но не знают, чего хотят. Но на смену им приходят герои иного типа, те, которые имеют позитивную программу. Это программа «выхода из темной норы» собственной души, освобождения от духовного рабства во имя гуманизации общества, во имя постижения подлинных человеческих и национальных ценностей.
Спор о человеке, противостояние добра и зла, проблемы совести, вины и покаяния выходят в некоторых фильмах молодых кинематографистов на новый круг, новый уровень размышлений. Это особенно заметно в первом полнометражном фильме режиссера Л. Тутберидзе и оператора Д. Шушания «Последняя молитва Назаре» — зрелой, мудрой, не похожей на дебют работе.
No responses yet