В таком контексте призывы руководителей республиканского союза демократизировать управление кинематографом, поставив над студийными объединениями общественный координационный совет, уполномоченный распределять республиканскую дотацию на нужды кинематографа между объединениями и по-прежнему разрешать или не разрешать отдельным художникам снимать свои фильмы, не может не вызвать, по крайней мере, удивления. Неужели наша концепция кинематографической самостоятельности ограничивается проверенным доперестроечным принципом: тот, кто наделен правом, не имеет обязанностей, а имеющий обязанности лишен прав?
Говоря о желанных переменах в кинопроизводстве, будем помнить: мы еще не создали новую структуру. Пока происходит перестройка рядов в ситуации общей экономической дестабилизации и мощной деструкции творческого характера. Для снятия кризисного напряжения сегодня необходима мудрая национальная политика. Политика, которая исходит из убеждения, что совокупность прав и свобод может вывести из тупика этнических споров, что отношения друг с другом можно устанавливать на основе разумного учета интересов, договоренности и компромиссов. Нужно понять необходимость всесторонних усилий и, не пугаясь слова «кризис», как говорится, «потребовать с себя по новому счету».
Такая установка по отношению к истории литовского кино заставит нас, киноведов, сделать честную ревизию поворотных пунктов его развития и вернуть его в реальный, невыдуманный исторический контекст жизни народа.
В практике живого художественного процесса труднее всего побеждаются привычка к старым, «отвоеванным» структурам, привязанность к милым сердцу стереотипам, даже если они публично клеймятся и опровергаются. Выход в новую художественную реальность нельзя подогнать и скорректировать, он может быть найден только самой жизнью. Этим, наверное, и объясняется тот факт, что эпоха застоя родила не только этику художественного подвижничества, но и ее эстетику (Тарковский, Герман, Климов), полемичную по отношению к авангардистской деструкции, которой отмечены картины сегодняшних претендентов на новую художественность времен гласности и перестройки.
В литовских картинах 60-х годов («Чувства», «Никто не хотел умирать», «Лестница в небо») драма народной жизни, драма разорванности этой жизни раскрывалась как драма личности на фоне исторической судьбы послевоенной Литвы. Настоящие причины, разделившие деревню кровавой границей, не могли быть прямо заявленными в системе художественной аргументации согласно общей концепции национальной политики 40-х годов в Прибалтике. Идеологическая ясность постановки вопроса (с кем ты?) заостряла значение социума, среды, рождая стиль суровый, сдержанный, графически выразительный. Ответ на вопрос лежал в плоскости гражданского сознания автора, ответ был на его совести.
Нет Ответов