Розмари вдруг вспомнила, что именно здесь не так давно нашли завернутого в газету мертвого младенца. Чей это был ребенок? Как он умер? Кто обнаружил его? А человека, который оставил его, нашли? Наказали? Она было подумала, не пойти ли, как Хатч, в библиотеку и не почитать ли об этом в старых газетах, но тогда все стало бы еще реальнее, еще ужаснее, чем сейчас. Было бы невыносимо знать точное место, где лежал младенец, и проходить мимо этого места по дороге в подвал и еще раз, возвращаясь к лифту. Частичное неведение, решила она, это частичное блаженство. Черт бы побрал Хатча с его благими намерениями!
Такое помещение для стирки вполне могло бы быть в тюрьме: окутанные паром кирпичные стены, лампочки, защищенные проволокой, и десятки глубоких двойных моек в клетушках из металлической сетки. Там были стиральные и сушильные автоматы, а в большинстве запирающихся на ключ клетушек стояли собственные стиральные машины жильцов. Розмари спускалась в подвал по субботам или воскресеньям, а в другие дни вечером, после пяти, так как по будням до этого часа там гладила и сплетничала стайка прачек-негритянок. Когда однажды Розмари, ничего не подозревая, появилась там днем, девушки все разом замолкли. Розмари одаривала их улыбками, пыталась быть как можно незаметнее, но в ее присутствии они так и не произнесли ни слова, и она почувствовала себя не только чужой, но чуть ли не притеснителем негров.
Спустя недели две после переезда Розмари в очередной раз сидела в подвале. Было примерно четверть шестого. Она читала «Нью-йоркер» и ждала, когда можно будет добавить в воду смягчитель для полоскания, как вдруг вошла темноволосая девушка с тонкими чертами лица, примерно одного возраста с Розмари, в которой та, вздрогнув от неожиданности, узнала Анну-Марию Альбергетти. На ней были белые босоножки, черные шорты и шелковая блузка абрикосового цвета, в руках она несла желтую пластмассовую корзинку для белья. Кивнув Розмари, девушка подошла к одному из стиральных автоматов, открыла его и принялась запихивать туда грязное белье.
Насколько Розмари было известно, Анна-Мария Альбергетти в Брэмфорде не жила, но вполне вероятно, она просто гостила здесь у кого-то и помогала по хозяйству. Однако, присмотревшись получше, Розмари поняла, что ошиблась: у этой девушки был слишком длинный и заостренный нос, можно было заметить и другие, более неуловимые различия в выражении лица, в осанке. Но сходство все же поражало. И тут Розмари заметила, что девушка смотрит на нее со смущенной вопросительной улыбкой. Стиральный автомат рядом с ней был закрыт и наполнялся водой.
— Простите,— сказала Розмари.— Я приняла вас за Анну-Марию Альбергетти, поэтому я вас и разглядывала. Извините, пожалуйста.
Девушка покраснела, улыбнулась и устремила взгляд в пол.
— Это все время происходит, — проговорила она.— Нет необходимости извиняться. Меня принимают за Анну-Марию с тех пор, ох, с тех пор, как я была еще ребенком, после того, как она сыграла свою первую роль в «Вот идет жених». — Все еще заливаясь краской, но больше не улыбаясь, она взглянула на Розмари. — Я совсем не замечаю сходства. Действительно, мои родители, как и ее, тоже итальянцы, но я не улавливаю никакого внешнего сходства.
Нет Ответов