Ласло Лугошши, кинорежиссер, ему возражал: «Я принимаю тот анализ системы, который дал Михай Бихари. Кино в этой системе тоже выполняет специфические функции. Оно либо подкрепляет легитимацию общества, либо задает вопросы. Темы фильмов в духе легитимизма особенно важны для зрителя, для общества. Зрителю кажется, что кто-то публично говорит б том, о чем он сам догадывается — может быть, знает, но не смеет высказать вслух, а может, не знает. Когда наступает переломный момент, верховная власть вынужденно или даже добровольно отказывается от непосредственного контроля над этими лентами. Но кино от этого не становится легче, потому что оно теряет такую силу, которой его наградила сама система. Другими словами, когда наступает время более свободного слова, тогда фильмы автоматически теряют в силе. И перед кинематографистами в таком случае встают совершенно новые задачи».
Вторым оппонентом был кинорежиссер Ференц Коша. Наш друг Рой Медведев сказал, что нам, кинематографистам, легко работать среди таких противоречий. Да, вы правы, мы не можем пожаловаться, что не находим для себя дела. Но объективно наше положение очень непростое. Я поясню это сравнением, сославшись на хорошо знакомую нам Антигону, которая вступила в поединок с Креоном. Она знала, что рискует жизнью, но обладала моральной силой, потому что правда была за ней. Указывая на публику, она сказала: я прекрасно знаю, что они там, внизу, думают то же самое, что и я, только не смеют этого сказать. Вся трудность нашей профессии именно в том, что мы не имеем основания с такой же уверенностью сказать о нашей публике, что она думает так же, как мы. Если мы хотим оставаться честными, то не можем представлять ее с чистой совестью и спокойно. Это не значит, что мы должны потерять всякую надежду и отступить. Через месяц я снова их встретил: Янчо, Лугошши, Ковача, Кошу, Шара, других.
Фильм как политика. В будапештском Дворце конгрессов собрал всех венгерских кинематографистов, а также прокатчиков, активистов из киноклубов, прессу и зарубежных гостей традиционный двадцать первый по счету национальный киносмотр. И будто продолжилась московская дискуссия, с тем же, а может, даже большим накалом.
Она шла на экране, где венгерское кино, документальное и игровое, не отступая, не потеряв веру, что говорит от имени общества, еще решительнее повернулось к политике, высказывалось о том, о чем долгое время молчало или, если когда-то по дерзости нарушало заговор молчания, вынужденно прятало это годами в коробках от зрительских глаз. Дискуссия и в прямом смысле заполнила фестивальные залы и холлы. То мы читали розданный участникам страстный, бескомпромиссно требовательный документ под названием «Позиция», в котором венгерский Союз кинематографистов бил в набат, сознавая катастрофическое — в еще более осложняющихся экономических обстоятельствах и в условиях экспансии теле-видео-спутникового вещания — положение отечественного кино. То слушали горячие речи в переполненном главном зале, где дискуссия «О положении и возможностях кинокультуры» скорее походила на политический митинг — даром что кроме режиссеров, писателей, критиков, политологов (среди них знакомый нам Михай Бихари) здесь получили микрофон специально приглашенные партийные руководители страны Имре Пож-гаи и Янош Берец.
No responses yet