Сашко все это видел и слышал

«Ну и ну! — сказал он себе.— Дожил!» Он пошевелил связанными лапами, понюхал молот возле наковальни и словно уснул.

В эту ночь собаки с ума посходили. Даже Геракл завывал так, что у него темнело в глазах. Несколько псов, боясь выть в одиночку, собрались вместе и хором в пять-шесть голосов устроили такой концерт под окном Чепыжного, что тот выскочил на снег в домашних тапках на босу ногу, схватил весло и кинулся их разгонять.

— Серого учуяли, герои? Или, может, хилость свою, чтоб вам всем подохнуть!

— У-у-у! — во всю мочь со слезами на глазах затянул у сарая Геракл.

— И ты туда же? — Чепыжный замахнулся веслом.— Погибели на вас нет! Геракл, спасаясь, залез в бетонную трубу. Чепыжный забарабанил по трубе

веслом.

Сашко все это видел и слышал: он сидел на подоконнике в своей темной комнатке.

Чепыжный присел возле клетки волкодавихи. Блеснули из тьмы ее влажные глаза, глаза ее детей, лежавших на свежей соломе.

Чепыжный долго смотрел на них, потом поднял ногу, снял тапку, вытряхнул из нее снег и сказал:

— Слышали, до чего Серый доигрался?.. Вы ж мне глядите, растите, у вас все впереди, есть же еще и кабаны, и лоси…

Чепыжный воткнул весло в полную снега лодку, скрипнул дверью, лег. С подушки ему в уши выли все собаки села.

Сашко вышел в коридор, нащупал там отцовские валенки, влез в них, словно в воду провалился, накинул кожушок, тихо открыл и закрыл за собой дверь и пошел по двору к груше: там на сучке висел садовый нож — папа забыл его там, когда осенью подрезал ветки. Повесил и забыл.

Сашко взял нож, пригнулся под окнами, чтобы папа с мамой ничего не заметили, и выскочил на улицу.

Повалил снег, в нем потонули хаты и деревья, невидимое собачье разносило усталые свои голоса по домам.

Сашко шел к кузнице. Несколько раз падал, увязая в сугробах по грудь, в валенки набилось полно снега.

Возле кузницы Сашко оглянулся вокруг, прислушался, засунул шапку в карман, чтобы она не слетела с головы, чтобы лишний раз за ней не наклоняться, и подошел к двери. На двери висел не замок, а замчище — так постарался Чепыжный.

Волк открыл глаза и пошевелил носом.

— Миленький, это я, Сашко,— послышалось из-за двери.— Замок, горе мое! Попались!..

Сашко обошел кузницу — ни окна, ни оконца. У боковой стенки рос вяз, облепленный снегом, он слился со всем белым вокруг, и Сашко не сразу его заметил. Вяз очень давно положил ветки на плоскую этернитовую крышу, и так они вместе с кузницей доживали свой век.

Сашко сбросил на снег кожушок, подул в ладони, еще раз оглянулся вокруг и полез на вяз. Отцовские валенки не давали лезть, цеплялись за ветки, не сгибались в коленях. Тогда Сашко махнул одной ногой, другой, валенки упали возле кожушка в снег, а он полез босиком. Лезть было не высоко, и "скоро Сашко опустился на заметенную снегом крышу. Руками, ногами разгреб снег, колупнул ножом этернит.