Приходите после обеда

— Стой здесь, Серенький, и не шевелись. Я мигом все разузнаю.

От клиники было недалеко до моря, и дачники или курортники спускали с поводков своих собачек, чтобы те погуляли именно в этом месте, возле клиники, за которой в глубине синело море.

Надо сказать, что, как правило, эти молодые или старые фокстерьеры проводили время в дружбе’ и согласии, давно перезнакомились, ели приблизительно одинаковую еду, перебегали через трамвайную линию к гастроному или домовой кухне за чем-нибудь свеженьким на зубок.

И надо же было этому народу почуять волка!

Сашко прошел по коридору — нигде никого. Поднялся на второй этаж: пожилая женщина в белом халате натирала шваброй пол.

— Здравствуйте! — поздоровался Сашко.— Скажите, пожалуйста, а где у вас такой доктор, что глаза лечит? Я издалека. И у меня мало времени, но я хотел бы поговорить с вашим доктором.

— Приходите после обеда,— ответила женщина, не поднимая головы.— У нас обед. Тридцать первая комната.

Во дворе клиники поднялся собачий лай.

Из окна Сашку были видны крыши сарайчиков или складов под красной черепицей; на эту черепицу один за другим взлетали и падали фокстерьеры^ Они подпрыгивали за окном, как мячи, и падали на черепицу.

— Что там за гвалт? — забеспокоилась уборщица.

Серого блокировало в сирени все собачье население района. Он отступил к ограде из ракушечника: дальше уже было некуда, а они лезли, их было так много, что волк перекусил намордник и стал хватать их за загривки и бросать на черепицу.

Сашко, ему казалось, очень долго не шел, а позади — стена. Волк перескочил через стену и побежал.

Сашко кинулся к сирени, выскочил на улицу, в один переулок, в другой, позвал Серого над глинистым обрывом берега — сел и заплакал…

Серый пришел в село Сашка. Он миновал почту, контору, остановился перед хатой Шевчука. Постоял. Подождал, пока из дома с ружьем выбежит Шевчук и пальнет в него. Но Шевчук не выбегал. Только во дворе скулила его собака.

Серый подошел к хате Побигайло. Не выбежал и Побигайло. Все были в поле, убирали горох.

Дольше всего Серый стоял перед домом Чепыжного, но и Чепыжного, к его великому сожалению, не было на этот раз дома: убирал горох. На этот раз Чепыжный укокошил бы Серого, который пришел к нему сам…

Сашко слез с одесского автобуса и полем побежал к лесу. По лесу Сашко ходил до вечера, звал, искал в глинищах… Серого не было…

Поздно вечером Чепыжный поехал в Киев — повез волкодавиху с ее щенятами на базар. Сашко и Галя Грушецкая видели, как под горой буксовал его мотоцикл…

Перед лапами Серого лежала степь с волнистыми облаками над собой.

— Ого-го,— сказал себе волк и стал ловить в траве кузнечиков.

Кузнечики не хотели, чтоб он их ловил, и прыгали от зубов Серого через Гиндукуш на Гималаи… Тогда Серый лег на спину, поднял лапы и на них полил дождь, за дождем — снег, до самой той поры, пока на каждой его лапе не свили себе гнездо сорокопуты… Бежала белая вода, отцветал поздний глод, пищали сорокопутенята, и синее небо уходило все дальше.

Из воды поднималось солнце, на нем плескалась рыба, и Сашко обнимал за шею Серого:

— А ты как думал, волчок? Ты думал, что это уже конец нам с тобой? — говорил он, обнимая Серого за шею.

Смена идей, или Преображение.